основной конкурс

Наталья Кудряшова

РЕЖИССЕР ФИЛЬМА «ГЕРДА»
В нашем интервью шестилетней давности, посвященном фильму «Пионеры-герои», вы говорили, что у вас наконец появилось ощущение, будто в кармане лежит вкусная конфета.
У меня и сейчас такое. Если на «Пионерах» я была дебютантом и многое делала интуитивно, то я теперь крепче. Понимаю, что путь от моих мозгов до реализации — короче. Некоторые вещи про себя как про режиссера мне стали понятны. Больше знаю про метод работы с актерами и не актерами, которых и в этом фильме немало. Тоже конфета, да.
Еще второй раз в жизни возникает счастливое обстоятельство, когда ты снимаешь то, что хочешь и считаешь нужным снимать. Пока мне, к счастью, продюсерское кино в том виде, в котором оно существует в России, неведомо. Я не смогла бы быть под серьезным диктатом и второй раз в жизни дышу свободно как автор. Это большое везение. Сергей Сельянов дал мне творческую свободу на «Пионерах», за это я благодарна и продюсеру Диме Давиденко, который в работе над «Гердой» тоже отпустил меня на волю.

Почему вы не снимаете чаще?
Я бы очень хотела, потому что снимать раз в пять лет — это большая беда. Идей много, но все сложно устроено. Спасибо Минкульту, что нас поддержал.

Сюжет «Герды» довольно сложный и многослойный. С чего он у вас начался?
Началась эта история неожиданно, лет семь назад, если не 10. Мне в голову пришла первая сцена фильма про женщину, которая убегает в лес. Сцена меня долго мучила, и я не понимала, что с ней делать. Конечно, с 2016 года у меня были некоторые разработки «Герды», то есть она существовала как сценарий, но была более реалистичной. Там тоже были стриптиз, соцопрос, но не было цельности. Я ее отложила, а потом мне Вася (Григолюнас, супруг Натальи и оператор фильма. — Прим. ред.) сказал: «Почему забросила?» Я к ней вернулась, и это все очень быстро сложилось в пазл. Я обычно не пишу много драфтов — долго хожу, вынашиваю, а потом это складывается, и моя задача — просто написать.
Стала показывать людям — началась обычная история, как с «Пионерами»: все хотели переписать. Единственный, кто абсолютно влюбился в сценарий, — мой педагог с ВКСР Павел Константинович Финн. «Наташа, ты, главное, сохрани воздух», — сказал мне он, выдающийся сценарист, который мог как раз возразить: где, мол, завязка, кульминация, развязка? Почитай Митту или хотя бы Макки, а потом сядь и нормально напиши. Затем мне позвонили Ася Колодижнер и Петр Шепотинник, сказали, что есть такой Дима Давиденко, не хочешь с ним встретиться? Мы поговорили, он почитал, сказал, что это смелый шаг — попробуем. Далее мы получили финансирование в Минкульте и поняли, что нам не хватает еще столько же. Мы не знали, где добрать сумму, учитывая все мои запросы с графикой, но в итоге все равно двинулись дальше и круто прошли этот путь.
Когда сценарий «Герды» был написан и в нем уже фигурировала фотография женщины с крыльями, я случайно наткнулась на миф о Психее и подумала: прикольно! Богиня с крыльями бабочки. Отталкивалась я от своей фотографии, просто мы в нее интегрировали в фотошопе лицо маленькой девочки. У этого снимка тоже есть целая история. Моя мама считает, что это и правда крылья, но там дефект пленки — мы ничего не подрисовывали.

Читать дальше
В фильме вы цитируете Платона.
Да, приводим на лекции фразу Платона, которая и является отчасти ключиком к смыслу картины. Фразу я услышала в театре Анатолия Васильева, где провела четыре года — мы наизусть заучивали диалоги Сократа с учениками. В прекрасном произведении «Федр» излагается совершенно сумасшедшая платоновская теория о том, что наша душа сама по себе видела прекрасное еще до нашего рождения, и после, оказавшись в теле человека, она об этом прекрасном помнит. Например, любовь — как раз воспоминание о прекрасном.
Меня красота этой теории тогда поразила, я вдруг поняла, что сама ощущала это в детстве. Когда мы жили в Нижнем Новгороде и ходили с мамой вдоль серых домов, я всегда говорила: «Мне глазам больно, потому что некрасиво». И придумывала, что наш убогий и страшный дом похож на корабль и он куда-то плывет. Я понимала, что моя детская душоночка что-то такое помнит. Иначе ведь фиг знает, откуда взялось это представление о том, что красиво и что нет.

Сложно такую мысль визуализировать на экране?
Сложно так же, как сложно и рассказать том, что душа моей героини на протяжении всего фильма расширяется, сталкиваясь с окружающим миром. Она не хочет, но должна ходить по этим стремным квартирам, странным людям, говорить с ними — у нее учеба, практика.
Некоторые продюсеры, которым я давала читать сценарий, говорили: господи, какая чернуха. Наверное, они представляли себе грязные матрасы, заплеванные спермой стрипклубы. Нет, мы хотели снять материалистическую сказку, как я описываю этот жанр. Собственно, мы это и сделали — и в городе, несмотря на всю его депрессивность, и во всех интерьерах. В них есть надежда, воздух — важное понятие для нашего кино. Потому что я ни в коем случае не хотела снимать социальное кино или что-то близкое к документалистике. Мне кажется, документальное кино само по себе в сто раз круче всех попыток игрового быть на него похожим.

Мир Леры состоит из нескольких элементов: социология и учеба, стриптиз, сны, дом и мама. Как это все гармонично собрать в мозаику?
Мы не сразу поняли, как визуально это делать. Много говорили про то, что эти части ее жизни не должны сильно отличаться друг от друга. Парадоксально, но самый яркий — мир стриптиза. Он на самом деле такой, если мы говорим о том, какой он сегодня, какие там девушки, как они сами шьют себе костюмы и превращают выступления в целые перформансы. Это не только жуткие и злачные гадюшники, но и места средоточия щемящей надежды. Девушки надеются, что в один момент их вырвут оттуда, как морковку из грядки.
Конечно, спасибо огромное Васе, что он выдержал стиль, — он долго над этим думал. Спасибо и двум моим режиссерам монтажа. Сережа Тихненко работал над сценами и внутри них, а потом мы оказались в тупике из-за структуры, и на помощь пришел Сережа Иванов. Он выстроил это так круто, что появилась осмысленность, и заставил меня выкинуть все то, что «отсасывает» драматизм.

С ритмом у вас были проблемы? Надо ли было еще «сушить» и сокращать?
Это основной вопрос, который нам задавали все фестивали: почему длинно? Но мне было нужно, чтобы героиня ходила кругами, чтобы эти круги становились мрачнее, жестче. Структура сложная, попытки это «высушить» приводили к тому, что фильм начинал терять. Я понимаю, что зрителю нужно пережить какой-то момент внутри себя, чтобы в это погрузиться. Если проскочишь по верхам, то не сработает финал. Ты должен немного устать от этого вместе с героиней.

Как вы формулируете цель героини? Жить лучше — это же очень размыто.
Я бы сказала, что сначала у нее цели нет, она — спящая красавица, но потом начинает просыпаться. После того, как она начинает видеть мир вокруг себя, ее целью становится освобождение. Какая цель у гусеницы? Превратиться в бабочку. Но это цель не ее, а внутреннего устройства.

Что вы искали в актрисе на эту роль? И как нашли это в Анастасии Красовской?
Я интуитивно понимала, что мне нужно. Когда называла референсы — Жюльет Бинош, Лив Тайлер, Татьяна Друбич, — наш директор по кастингу Володя Голов выдирал на себе волосы: «Где я тебе их найду-то?» У меня еще много референсов было. Я искала ускользающую красоту, детскость и манкость, в то же время неправильность. Когда мы разместили объявление, меня захейтила половина «Фейсбука»: мол, я сексистка, раз мне нужна сексапильная героиня. Но это было нужно для того, чтобы красивые девочки начали слать мне свои фото и письма.
У Насти сексуальность другого свойства: она скрытая. Нужна была вот эта тайна. Когда я говорю «манкость», то имею в виду, что ты погружаешься в человека, не очень понимая почему. Вроде она внешне не такая яркая красотка — долговязая, хрупкая, тощая, длинная, сутулая, интровертная, при этом — красивая. Я понимала, что она у меня будет в каждом кадре, так что должно быть стопроцентное попадание. Это красота необычного свойства. Я в нее влюбляюсь, когда смотрю фильм, — и, кажется, с людьми так же происходит.
Спасибо Кристине Асмус, Равшане Курковой, Максиму Виторгану, что запостили мое объявление. Именно у Максима мама Насти Красовской увидела объявление и выслала мне фото — я сразу среагировала. Потом Настя прислала самопробы — хорошие! А далее отказалась от роли.
То есть пришлось уговаривать?
Мы с ее мамой разговаривали. Настя гиперответственный человек. Она модель, востребованная, много времени провела в Азии и испугалась, что не справится с ролью, потому что не понимала как. Когда я попросила прислать самопробы, она целый день, бедняжка, гуглила, что это такое, как их делать.

А как вы готовили ее к роли?
Первый удар был, когда я поняла, что Настя вообще не танцует. И мы рискнули научить ее — нашли в Минске очень хорошего педагога по стриптизу, которая два месяца ее обучала. Это были боль, слезы, синяки, отчаяние — мне присылали видео, и я хваталась за голову: нет, не выйдет. Педагог меня переубеждала: все сделаем.
Меня в Локарно спросили, как я нашла дублершу. Но это не дублерша, а сама Настя все исполняет от и до. Когда мы снимали в Ярославле, она все выходные тренировалась. Во время сцены с танцем было очень тяжело. Ребята с аппаратурой падали от жары и напряжения, а Настя — от изнеможения, просто это очень тяжело физически. Так что она человек невероятной трудоспособности, плюс еще и подводные съемки на глубине четырех с половиной метров. Она была в кандалах и ходила по дну, а водолазы подносили ей воздух. Мы провели 20 часов на съемках этой сцены, на следующий день у Насти начался бронхит, а я преждевременно родила ребенка. Я снимала беременной.

Нет у вас ощущения, что в случае с Настей за что боролись, на то и напоролись? Актриса настолько притягивает к себе внимание, что забываешь о смыслах.
Интересное мнение, но ведь она и есть смысл. Она и должна все это нести. Я и хотела, чтобы в нее «падали», забыв обо всем. Она же ходит по одному кругу и в какой-то момент понимает, что все, больше так продолжаться не может, надо разрушить этот «аквариум». Так что и слава богу, что она перетягивает на себя внимание, — я так и хотела.

Сломали жизнь девочке — теперь будет актрисой?
(Смеется.) Настя уже активно снимается, у нее пять проектов — и хороших. Я надеюсь, что все-таки жизнь не сломала, а наоборот. Но ответственность за нее, разумеется, чувствую. Я ее втянула в этот мир, и он ей понравился. Он же крутой, магический, этот мир кино. А что потом? Сможет ли она с другими режиссерами работать? Мы с ней общались в режиме 24/7. Нам надо было постоянно говорить о фильме, роли, потому что Настя — все-таки далеко не Лера.

Глупо спрашивать про Юру Борисова, но все же: не знаете, почему он работает так, будто кино завтра закроют?
(Смеется.) Мне кажется, Юре не грозит то, что случалось с другими нашими звездами, о которых говорят: «Он везде». Потому что у Юры абсолютно отсутствует тиражирование самого себя. Вряд ли будет вот это «опять Борисов». Это гений, дарование уровня Евстигнеева. Происходящее с ним сейчас — лишь подтверждение тому, что наша киноиндустрия долго спала и вдруг резко проснулась. Юра-то уже сколько существует!
Еще мне нравится Женя Ткачук — тоже человек, которого я на экране не узнаю.

Расскажите про образ леса — почему его так много и он такой разный?
У меня вообще к лесу странное отношение: я его боюсь. Он не является для меня пространством отдыха, собирания грибов, я его все время хочу пройти и понимаю, что он куда-то должен выводить. По этому лесу бежит и мать героини — непонятно, куда точно, но явно за лучшей жизнью. По лесу бродит сама Лера. Возможно, это путь в Эдем, ее душу ведут по этому лесу. Так же она ходит по городу, по квартирам и пытается куда-то прийти. Наверное, это такой возраст; я помню себя в нем, когда ты совершенно не понимаешь мир и задаешь ему вопрос: что мне делать здесь? И какой ты на самом деле?
Вообще, мы хотели снимать лес по-другому — была идея сделать пролеты между деревьями, снятые коптером и похожие на метания души в поисках выхода. Но технически не получилось — коптеры разбивались, не выходило то, что я хотела.

Почему вы снимали кино беременной? Нельзя было подождать?
Никто на меня не давил, никто не требовал от меня снимать беременной. Могла я отложить? Могла. Но ты понимаешь, что такое раз в пять лет возникло, все уже идет, и на тебя такое давление оказывается — даже не людьми, а обстоятельствами. Далее подступает этот страх, нормальный для российского авторского режиссера, что-либо сейчас, либо никогда. Потом ведь может не произойти?
Ну, а ненадолго отложить все-таки нельзя было?
Так совпало, что я уже подавалась в Минкульт с «Ксенией Петербургской», на нее выделили деньги. Я очень боялась, что если сейчас отложу «Герду», то отложится и второй проект, придется заново подаваться. Но с «Ксенией» все равно все застопорилось.
В общем, наверное, да, можно было отложить, но я приняла решение не откладывать. Решение опасное — я тогда была под действием гормонов, сумасшедшая беременная девка. Сейчас я, наверное, сказала бы: «Нет, ребята, давайте позже».

Мы так понимаем, что главный специалист снимать кино беременной — это Оксана Карас.
Ну и не только Оксана. Еще Элла Манжеева, Аня Меликян, Наталия Мещанинова. Да кто не снимал беременной?

Это положительно влияет на качество работы? Организм аккумулирует силы, второе дыхание открывается. Нет?
Я наоборот боялась, что могу быть не вполне адекватной. Не могу, конечно, сказать, что прямо совсем была под действием гормонов, но тревожилась из-за того, что находилась в экспедиции. У меня был большой срок. Никто мою беременность не вел. Могло что-то произойти. Но мы все эти моменты подготовили. Съездили в ярославский роддом, со всеми там договорились. С другой стороны, я человек тревожный, и, если бы я ничего не делала в тот момент вообще, возможно, мне было бы тяжелее пережить бездейственную беременность. Так-то я ее будто бы и не заметила. Хотя нет, было тяжело. Вообще это миф, что беременность прекрасное время. Помню, на съемках каждый день начинался с того, что ко мне подходил кто-то из группы и спрашивал: «Наташа, ты хорошо себя чувствуешь?» А я отвечала: «Чувствую хорошо, просто выгляжу херово».

У вас в кино много направлений деятельности: пишете сценарий, работаете как актриса, снимаете.
И швец, и жнец, да.

Если бы вы концентрировались на режиссуре, то, может, стали бы снимать чаще?
Это происходит еще и помимо моей воли. Если говорить про актерский путь: где-то к 2010 году я уже глазоньки выплакала по поводу того, как сильно хочу сниматься. Помню, говорила: «Даже в говне готова, только снимите». Театр мне многое дал, я переиграла там все главные роли — и Саломею, и Антигону, спасибо и театру Васильева, и МХТ им. А. П. Чехова. Я балованная сценой, а в кино не складывалось. И агенты менялись, а все нет да нет.

Россия спала, как с Юрой Борисовым?
Да. Я отрефлексировала это, пошла на ВКСР, но не потому, что я актриса-неудачница (хотя так и было, наверное), просто поняла, что здесь не происходит. А хочется работать. Я пишу, всегда писала. Когда уже отучилась и «Пионеры» случились — раз, мне на Венецианском фестивале дали «Золотого льва» за роль в «Человеке, который удивил всех». Вот как так-то? Ирония судьбы. Дальше приехала в Россию со «Львом» — давайте, ребята. И услышала: «Наташа, ну теперь-то тем более — куда тебе?» Хороших предложений нет.
Актерство — это моя квартира, которую я очень хорошо знаю. Разбуди ночью — все там покажу. Режиссура — магия, чудо, очень хочется ею заниматься. Не потому, что хочу сказать: «У меня же получается!» Хотя Гаспар Ноэ считает, что да. (Смеется.) Хочется, потому, что от этого прет.
Но у меня нет никаких обид и рефлексий из-за того, что кино меня не баловало как актрису. Я это все уже пережила давно. То, что я хорошая актриса, — знаю. То, что меня здесь не снимают, говорит о неких проблемах в индустрии, она не очень здорова.

основной конкурс

Наташа Меркулова и Алексей Чупов

РЕЖИССЕРЫ ФИЛЬМА «КАПИТАН ВОЛКОНОГОВ БЕЖАЛ»
Как вы оцениваете прием фильма в Венеции?
Наташа Меркулова: Овации продолжались 8 минут. Откуда я это знаю? Столько длятся наши финальные титры. Мы их посекундно выверяли.
Алексей Чупов: После показа вышли рецензии у нас и за рубежом. В целом вроде положительные, хотя допускаю, что где-то Google-переводчик мог и переврать интонацию.

Как у вас возник замысел? Не могли бы вы рассказать про реперные точки развития этого проекта?
А. Ч.: Мы недавно с Наташей пришли к выводу, что источники всех наших сценариев и фильмов — наши страхи.
Н. М.: В них мы толк знаем. В фильме «Капитан Волконогов бежал» мы рассказываем о том, как страшно оказаться в роли жертвы, но не менее страшно оказаться на месте истязателя. Нас всегда интересует, где проходит пограничная полоса в человеческом сознании.

В пересказе синопсис «Волконогова» напоминает ранние фильмы Вуди Аллена, а еще рассказы Даниила Хармса. Чем вдохновлялись?
Н. М.: Хармс в данном случае как референс — точнее.
А. Ч.: Может быть, еще Воннегут, Хеллер, Лесков и Сорокин.
Н. М.: Что касается кинореференсов, то в моей ДНК на генетическом уровне живет кинематограф Абдрашитова-Миндадзе. Когда обыденные вещи происходят в каком-то параллельном мире, превращаясь в пронзительный аттракцион.
А. Ч.: Вообще, любой фильм — это сумма прочитанного и просмотренного за всю жизнь плюс что-то еще.

Читать дальше
Несмотря на то, что вашего героя в рецензиях называют сотрудником НКВД, на деле название места его службы в картине мы не слышим. Насколько вам была важна его условность и отсутствие привязки ко времени?
Н. М.: Это не история о конкретной стране или силовой структуре. Это история о человеческой природе. Именно поэтому мы сняли не историческую драму, а ретроутопию, то есть притчу, страшную сказку.

Расскажите, как работали с Надеждой Васильевой, какие установки ей давали и что она предлагала?
Н. М.: На этой картине я впервые четко поняла, что такое первоклассный художник по костюмам. Представьте, идет съемка сцены, где персонажи одеты, и раздеваться в этой сцене не планировали. Но актеры начинают импровизировать, во время игры в волейбол им становится жарко, и они начинают постепенно раздеваться. Сначала снимают куртки, потом — свитера, потом — рубашки, и наконец — майки. Чтобы вы понимали: это страшный сон костюмеров, потому что в обычном кинопроизводстве у актера под рубашкой 1930-х может обнаружиться майка с Симпсонами. Но только не в случае с Надей Васильевой. На наших актерах были майки и даже трусы, датированные 1938 годом. В одной из сцен Никита Кукушкин в актерском порыве порвал в клочья историческую майку, и для костюмерного цеха это было ЧП. Когда об этом доложили Наде, она, не меняя выражения лица, спросила: «Он хотя бы сделал это в кадре?» Работать с таким художником по костюмам — большое счастье.

Как пришла идея включить в этот сюжет потусторонние силы? Почему ничто человеческое не могло изменить персонажа?
А. Ч.: Потустороннее — это проекция сознания главного героя. Так что в данном случае потустороннее — как раз очень даже человеческое.
Какие элементы антуража 1930-х годов срочно нуждались в переменах? Как вы к этому шли и какие были варианты?
Н. М.: Жанр ретроутопии сильно развязал нам руки. Мы не боялись анахронизмов и имели возможность использовать такие современные изобразительные инструменты как, например, граффити. Мы подумали, что если в нашем мире есть такая уникальная живопись, как русский авангард, то было бы преступлением пройти мимо. В то же время хотелось, чтобы энергия этого арт-направления была интегрирована в среду, стала естественным городским фоном. Так и появились наши граффити 1930-х.
А. Ч.: Художник-постановщик фильма Сергей Февралев буквально фонтанировал ретроутопическими идеями. Например, он предложил использовать трамвай в качестве не только общественного транспорта. И на основе этой концепции были придуманы важные для фильма эпизоды. Вообще нам посчастливилось в очень проблемный ковидный период собрать уникальную творческую команду: Февралев, Васильева, наш бессменный оператор и друг Март Таниэль, актерский ансамбль мечты — Борисов, Трибунцев, Яценко, Кукушкин, Кудряшова, Толстоганова, Юрий Александрович Кузнецов, список очень длинный.
Н. М.: Особое спасибо хочется сказать нашим продюсерам Валерию Федоровичу, Евгению Никишову и Александру Плотникову за то, что они в кризисное для кино время не отказались от этого проекта, а сделали все возможное, чтобы он состоялся. Например, практически невозможным казалось привезти в Россию из Эстонии нашего оператора Марта, но продюсерам и это удалось.

Сегодня кажется, что Юра Борисов может сыграть все, и обязательно гениально. У него есть слабые стороны? Поругайте его за что-нибудь.
Н. М.: Борисову нужно знать про своего персонажа все, до пятого колена. Вот и приходится сидеть и выдумывать для Юры эти колена.
А. Ч.: С одной стороны — это дополнительный гемор, а с другой — мы вдруг сами начинаем лучше понимать персонажа.
Н. М.: Для нас самое поразительное в Юре — это его взгляд. Он умеет менять выражения глаз как очки. И для нас самое главное в работе с ним — найти для него правильные глаза, тогда дело пойдет.
Полнометражные фильмы и форматы сериала — в каком жанре вы работаете лучше?
А. Ч.: Это не нам оценивать. Физически работать на сериале сложнее, потому что рабочая дистанция гораздо длиннее.

Когда смотришь ваши фильмы, кажется, что у вас вообще нет границ, комплексов и сложностей. А на самом деле? Какие проблемы чаще всего приходится решать? И какие новые проблемы появились за последнее время?
Н. М.: Мы целиком состоим из комплексов, страхов и проблем. Начиная с фильма «Интимные места», кино вошло в нашу жизнь в качестве психотерапии.
А. Ч.: Как и любая психотерапия, оно не устраняет проблемы, но как-то помогает с ними жить.

основной конкурс

Любовь Мульменко

РЕЖИССЕР ФИЛЬМА «ДУНАЙ»
Давайте начнем не с «Дуная». Вы только что закончили сценарий своего второго режиссерского фильма, что о нем расскажете?
Похоже, что у меня все начинается с географии. Сначала я думаю о том, где хочу снимать, а потом кого-то «поселяю» в это место. Так было с Сербией и «Дунаем». Другое мое любимое место — Урал. Я родилась в Перми и прожила там 25 лет, а теперь мне захотелось туда отправить жить героев второго фильма. Сочинить сцены под конкретные пермские дворики, улицы, участки набережной. Ничего страшного, если впоследствии выяснится, что именно там снимать нельзя, — найдем другие. На «Дунае» некоторые дрим-локации из сценария оказались недоступны из-за ковида или просто стали на себя не похожи, но это не важно. Важно, чтобы, пока я пишу, сцены были наполнены какими-то моими переживаниями по поводу места. Локации по техническим причинам меняются, а содержание остается.

А что еще, кроме локаций, менялось в «Дунае» по техническим причинам?
На подготовке к съемкам люди из сербского продкашена спросили: не слишком ли у тебя много народу в кино? Не рациональнее ли оставить больше экранного времени главным героям? Сценарий правда был огромный и не помещался в календарно-постановочный план. В результате я не только сократила часть персонажей и линий, но и выбросила многие сцены. Ушло страниц 20. Моя изначальная авторская жадность была связана с желанием рассказать о Сербии побольше. Я езжу туда лет шесть-семь, каждую весну, впечатлений у меня на целый сериал, и мне хотелось все свои сокровища как-то предъявить.

Какая линия, например, ушла? Какие персонажи?
Например, был такой серб-хипстер Лука, он вел Надю в безликое кафе в той части Белграда, которая похожа на собянинскую Москву — набережная с велодорожками, все такое новенькое, миленькое. И вот она сидела и слушала, как этот серб ругает свою страну. Он говорил, что хочет переехать, может быть, даже в Москву. Ему скучно, его бесит, что в Сербии все так медленно, старомодно, не по-европейски. А Наде именно это и нравится, она начала Сербию горячо защищать.
Читать дальше
Чем вас так завлекла Сербия?
Когда мне было лет 18, мы с моим парнем посмотрели «Андеграунд» Эмира Кустурицы. Мне почему-то безумно понравились сербские лица. Понравилось, что все бегают, дерутся и занимаются сексом, поют, хохочут и тут же плачут под музыку. Я тогда смотрела в основном прокатное кино, а это было что-то совсем другое. Я ничего не поняла. Точнее, общественно-политический месседж я не поняла. Ясно было, что это метафора какой-то бесконечной балканской войны, но я о ней тогда толком и не знала. Начала гуглить, читать о Югославии, слушать юго-музыку посложнее, чем саундтрек Горана Бреговича. Мой парень разделял этот интерес. Потом в Перми открылся сербский ресторан «Златибор», мы туда ходили по праздникам плескавицу есть. Мечтали заработать денег и поехать в большое сербское путешествие. В результате он там так и не побывал, а я впервые добралась до Сербии уже после переезда в Москву. Я люблю шататься одна по новым городам, это мой любимый жанр, но в Белграде сложно остаться одному. Там даже если за хлебушком выйдешь на пять минут, можешь найти себе компанию.

Особенно если ты симпатичная одинокая девушка.
В том-то и дело, что нет! Ну, то есть да, наверное, это повышает твои шансы «дружиться», как говорят сербы. Но вот в Белград недавно поехал мой пермский приятель, и у него тут же самозародилась куча случайных знакомств. Хоть он и лысый пермяк.
Этой весной я два месяца жила в Белграде, пока мы делали звук и цвет для «Дуная», — и нажила себе «свой» бар, «свою» пекарню, «свой» рынок, а люди, которые там работают, стали как родные. При этом бывают ведь такие гиперкоммуникабельные нации, но это их качество бесит. Ты не хочешь смол-ток, не хочешь, чтобы к тебе лезли незнакомые люди. А сербы очень ненавязчиво предлагают приятельство. Они не будут заставлять тебя тусить, если видят, что ты не хочешь.

Я знаю, что многие ваши сербские друзья снялись в «Дунае».
Да. В общем-то, моя белградская компания меня на «Дунай» и вдохновила. Исполнитель главной роли Неша Васич — тоже мой старый друг. В домике, куда в какой-то момент переезжают герои, Неша на самом деле живет уже несколько лет. Когда он его только начал снимать и мы все пришли на новоселье, я подумала — это кино. Начала записывать видео на телефон. Думала даже сделать док про этих совершенно разных людей, которые каждый вечер собираются в саду у Неши. Мне было почти невыносимо, что я это вижу, а больше никто не видит. Хотя, наверное, я все-таки не планировала док всерьез, просто снимала какие-то этюды на будущее. Прикидывала, насколько все это интересно выглядит в кадре. Так или иначе, время шло, жизнь у моих сербов устаканилась, и док стало делать не о чем. Тогда я придумала игровую историю и начала учить язык. Он мне и раньше очень нравился, но с друзьями-сербами я общалась по-английски, и не было стимула, хоть мне и хотелось понимать, о чем люди в автобусе разговаривают. Когда я заговорила по-сербски, мои отношения с сербами вышли на какой-то совершенно другой уровень.

Глубоко удалось выучить?
Я даже сама перевела для русских субтитров все диалоги, которые звучат в «Дунае» на сербском. Включая импровизацию маленьких детей. Я тогда подумала: если уж я понимаю, о чем четырехлетки бормочут, это успех!
А во время локдауна я переводила одну сербскую повесть, чтобы не забыть язык за время вынужденной паузы. Мы ведь должны были снимать весной 2020 года, но за три недели до «мотора» страны вдруг начали закрываться. Мы с оператором Мишей Хурсевичем вернулись в Россию, и было совершенно непонятно, когда мы теперь будем снимать — через месяц или через год. И вот я сидела и письменно переводила по две странички в день книжку «Лист на корочке хлеба» Срджана Валяревича. Карантин, правда, закончился раньше, чем книжка.

Изначально вы собирались предложить сценарий «Дуная» какому-нибудь сербскому режиссеру. Когда поняли, что это именно ваш дебют?
Я с самого начала хотела снимать сама, просто боялась. И мысли о режиссере-сербе были связаны только с тем, что я не могла решиться. Посмотрела сколько-то новых сербских фильмов в поисках классного автора, которому можно доверить сценарий, и поймала себя на том, что мне грустно, я ревную. Вот тогда поняла: меня останавливает исключительно страх ошибиться, а это не уважительная причина.
А ведь Кустурица мог в кои-то веки снять хороший фильм.
Не его фактура. В Сербии же много разных Сербий, в Белграде — Белградов. Некоторые белградцы даже не знают, что в их городе есть еще и такой мир. Он же немножко подпольный, но это не Кустурицыно подполье, а совсем другое.
И потом, «Дунаю» все-таки нужен был режиссер с оптикой иностранца, который хорошо знает Сербию, но, тем не менее, есть дистанция между ним и сербами. Например, самим сербам какие-то вещи из их повседневной жизни кажутся очевидными — зачем их показывать в кино? А я смотрю со стороны, мне интересно. Этот фильм однозначно должен был снять русский режиссер, который при этом очень сильно погружен в сербскую реальность. Таких людей, кроме меня, наверно, и нет.

Как вы искали финансирование?
Нам дали грант в Минкульте в дебютном конкурсе. Чуть позже в состав продюсеров вошел видеосервис START. Но если бы не помощь моих друзей, сербских и русских, если бы не их волонтерство, если бы никто нам не уступал за символическую плату права на музыку или не разрешал бесплатно снимать у себя дома, мы бы не поместились в наш мини-бюджет.

Как появилась Надежда Лумпова, исполнительница главной роли?
Я очень люблю фильм Оксаны Бычковой «Еще один год». Сценарий для Оксаны я писала по мотивам расставания с тем парнем, с которым мы вместе любили Сербию. Надя там прекрасно сыграла, и я как-то сразу подумала про нее. За полтора года до съемок для защиты в Минкульте я решила снять в Сербии тизер и позвала Надю. Объяснила, что бюджета нет, продюсера нет, но я могу купить билеты ей, себе и оператору и снять нам в Белграде квартиру на несколько дней. Надя согласилась. Ее партнером по тизеру был сербский актер Владимир Гвойич. А Неша, как и остальные мои друзья, снимался в эпизодической роли. Пока я монтировала тизер, поняла, что Надя на месте, а вот Владимир не попадает, хоть он и хороший актер. Я полгода не могла ему сказать. Сказала, когда утвердила Нешу. Владимир отреагировал вообще не так, как реагируют в таких ситуациях актеры. Сказал: «Я тебя понимаю, Неша крутой. Но я все равно хотел бы как-то участвовать в съемках, помогать на площадке». Я в ответ предложила ему роль Уроша, Нешиного друга, и Владимир этого маленького персонажа сделал очень заметным.

Почему вы выбрали Нешу Васича, непрофессионального актера?
Я провела большой кастинг в Сербии, прежде чем задуматься о Неше. Никто из актеров мне не подходил, никто не был похож на парня с улицы. В какой-то момент я вспомнила о совместной пробе Нади и Неши, которую я сделала во время съемок тизера. Я тогда заметила, что у нее нет контакта с Владимиром, а с Нешей они как-то сразу подружились. Попросила Надю с Нешей о чем-нибудь поговорить — она на русском, он на сербском, — а английский использовать запретила. Они пытались друг другу объяснить какие-то элементарные вещи, вышло довольно комично. Миша Хурсевич все это снимал. И вот я год спустя посмотрела то старое видео и поняла, что все там работает. Надо брать Нешу.
Когда я сербскому продкашену представила Нешу и сказала, что он будет играть главную роль, они на меня посмотрели как на больную. А Валерий Тодоровский, наоборот, очень поддержал, он с самого начала верил в его актерские возможности.

Ваши герои отправляются в Берлин. Почему именно туда?
Сначала я хотела, чтобы они ехали в Барселону. Нужен был город, который привлекает таких бродячих неохиппи, Барселона идеально подходила. Но, с другой стороны, мне было важно, чтобы путь лежал вдоль Дуная. Я открыла карту и решила отправить ребят в Берлин.
А сама я ездила с сербскими друзьями в Грецию, на полуостров Халкидики. Прилетела в очередной раз в Белград, а они сказали: «Погнали на море!» А у них же это легко, мы доехали часов за восемь, с палатками, жили на пляже. Мне стало скучно через три дня. И я прямо помню свое ощущение, что мне стыдно за то, что мне скучно, потому что сербы получают кайф от того, что они ничего не делают, а я нет. То есть они просто лежат в гамаке, и им классно. Едят, пьют, море, чего еще надо. А у меня телефон разрядился, книжки с собой не было. До города далеко, гулять негде. Я сделала вид, что мне срочно нужно уехать по работе в Москву. Когда я приехала в следующий раз в Белград, сербы признались, что поняли тогда, что я заскучала, а работа — просто предлог. Но, как деликатные люди, виду не подали.
Они и в фильме все деликатные и проницательные.
Они просто считают, что все люди должны делать то, что хотят, и не надо никого заставлять.

Как вы снимали в условиях ограничений из-за ковида?
У нас был специальный человек, «ковид-координатор», его тоже звали Неша, он должен был следить за тем, чтобы люди на площадке были в масках. Но поскольку в Сербии курение — это святое, ты в этот момент можешь быть без маски, естественно. И когда Неша подходил к кому-нибудь с просьбой надеть маску, человек вместо этого доставал сигарету и закуривал. Так что Нешина работа приводила к тому, что все просто больше курили.
За время локдауна мы потеряли часть уже отобранных объектов. Например, старинный двухэтажный WonderBar, где Неша должен был познакомиться с Надей. Когда мы еще в доковидные времена пришли договариваться о съемках, на двери висела очень смешная табличка-бумажка: «Бар больше не работает, потому что я ушел на пенсию». И телефон. Мы позвонили, хозяин-пенсионер сказал, что вся мебель цела, можете расставить ее и снимать в любое время. Мы обрадовались. А после локдауна я прилетела одним из первых рейсов, как только их возобновили, и выяснилось, что наш пенсионер сдал бар под букмекерскую контору. Там уже начали делать ремонт. Очень жалко, культовое было место.
Зато мы успели другую уходящую натуру отснять: огромное здание бывшего издательства югославских времен, называется «БИГЗ». Там уже лет 30 обитают андеграундные художники и музыканты, арендуют за дешево каморки под студии и репточки, устраивают вечеринки. Мы сняли в «БИГЗе» концерт, беготню по коридорам, расписанным граффити, и даже секс на крыше. Уже через три месяца всех творческих маргиналов оттуда повыгоняли, а здание начали реконструировать под офисный центр. В Facebook у меня в сербской части ленты, когда «БИГЗ» закрыли, стоял стон, никто не мог поверить. Мы, наверное, последние, кто там снимал.

Неша специально учился жонглировать для этой роли. Почему для его персонажа это так важно?
По-моему, это просто необычно, здорово и хорошо для кино. У меня в Сербии есть несколько знакомых, которые так зарабатывают. Я знала, что люди играют на улице на гитаре или какой-нибудь огонь вертят, но что на светофоре жонглируют — это была новость. Оказывается, есть такое дело, и на удивление прибыльное. Они гоняют по всей Европе, ищут города, где выгоднее выступать. В Италии, например денег много, но и жонглеров тоже много — конкуренция.
Мы снимали сцены уличного жонглирования без массовки, то есть Неша выступал перед случайными людьми, которые давали ему настоящие деньги. За два часа он заработал что-то вроде двух тысяч рублей и очень впечатлился. Когда закончились съемки «Дуная», Неша периодически подрабатывал так. Но потом в Белград приехали какие-то латиноамериканцы и стали так круто жонглировать и так много, что испортили сербским жонглерам рынок.
На «Дунае» у Неши как у дебютанта был довольно скромный гонорар. Тем не менее для него это большие деньги, на которые можно жить несколько месяцев. Вот он и жил. Весной он устроился на работу в пиццерию, нарезает помидоры, сыр и ветчину. Как-то наш сербский исполнительный продюсер Стефан, который живет в том районе, пошел за пиццей и встретил его. Обоим было смешно.

То есть Неша не планирует продолжать актерскую карьеру?
Если вдруг после проката «Дуная» в Сербии Неше предложат роль, а ему понравятся люди и история, то он пойдет, конечно. К сожалению, фильмов там выходит не так много, я знаю много отличных сербских актеров, которые годами не снимаются, потому что просто негде. Хотя вот наш актер Владимир Гвойич задумал режиссерский дебют и говорит, что одного героя пишет персонально под Нешу.

На «Кинотавр» он приедет?
Он мечтал о России и «Кинотавре», но сделал выбор в конспирологической логике своего персонажа — не захотел прививаться. А я мечтаю о том, чтобы Неша по какой-нибудь другой красной дорожке все-таки прошел в связи с «Дунаем». Очень вредно не ездить на бал, когда ты этого заслуживаешь.

внеконкурсная программа
Кинотавр. Сериалы
«Товарищ майор»
Онлайн-кинотеатр KION
Майор Кулешов — пародия на офицера Штази из «Жизни других», разве что живет он в современной Москве и слушает не только оппозиционеров. Кого скажут, того и слушает, а еще — смотрит. Например, наблюдает за банкиршей-лесбиянкой, известной своей активной сексуальной жизнью. Поскольку у сериала горизонтальный формат, то каждый эпизод будет посвящен очередному объекту прослушивания. В первом это священник, к которому Кулешов регулярно ходит на исповедь. Ведь товарищ майор истово верующий человек, в моменты особенно искусительных картин из жизни объектов он шепчет «Отче наш», а следить за иереем ему как назло поручили в Страстную неделю, накануне Пасхи. А в это время бесы нападают особенно сильно. Второй эпизод связан с блогером-вольнодумцем, который явно на деньги Госдепа купил новую квартиру и теперь будет делать там ремонт, наверняка тоже не без участия мировой закулисы. Надо расставить там жучки повсюду, но для этого придется провести полноценную операцию, дорогостоящую и ресурсоемкую.
Среди сценаристов сериала — Василий Сигарев, Дуня Смирнова, Данил Троценко и другие авторы, для которых острота темы прикована драматургическими цепями к публицистической сатире. От «Майора» многим станет не по себе, а отсылает он и к «Изображая жертву», и к «Стране 03», и к «Домашнему аресту». И Штази, что любопытно, тут тоже оказалось. В главной роли Евгений Сытый, любимый актер снявшего сериал режиссера Бориса Хлебникова, символ сатирического кино. В сериале также играют Тимофей Трибунцев (его «слухач» матерится через слово и вечно пьян), Виталий Хаев (висит вниз головой и всех строит) и половина всех вообще звезд российского арт-мейнстрима. «Мы пытались снять комедию», — лукаво заметил со сцены Хлебников. Но получилось, как всегда у него, нечто большее.
«Везет»
IVI Originals
Когда-то Иван был крутым мотогонщиком, но досадная авария поставила крест на его карьере. Теперь Иван живет в маленьком северном городке и работает трезвым водителем: ему постоянно звонят пьяные люди и просят довезти их домой, а прежде — собственно, дотащить до машины. Иногда Ивана бьют конкуренты — за то, что оказался не в том районе. Иногда попадаются клиентки с низкой социальной ответственностью — вроде героини Светланы Ходченковой, которую Иван транспортировал прямо до ее постели. Иногда к нему обращаются и совсем трезвые люди, но неспособные сесть за руль. Это, например, пенсионер, которого выгнали из дома дочь и зять, но он не унывает: у него есть 24-летняя жена и машина «Победа». Именно с ним и будет связана целая линия в жизни Ивана — он начнет искать родных пенсионера и попадет в самый эпицентр их распрей.
Сериал «Везет» — драмеди, где и грустно, и смешно: здесь, в заснеженном городке с горами на фоне, живут люди, которые верят, что однажды им повезет. В сериале отличный каст: Евгений Цыганов, Светлана Ходченкова, Максим Лагашкин, Яна Сексте, Кирилл Кяро, Юлия Снигирь. Здесь же сыграл свою последнюю роль Владимир Меньшов: благодарность ему выразили со сцены режиссер Владимир Щегольков и креативный продюсер IVI Originals Яна Лебедева.
КОНКУРС «Кинотавр. Короткий метр»
КАКИМ ВЫ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ СВОЙ ИДЕАЛЬНЫЙ ПОЛНЫЙ МЕТР?
Соня Райзман
«ГЕРОЙ»
Сначала все смеются, потом плачут, потом аплодируют.
Олег Алмазов
«RUBer»
Мой идеальный полный метр уже несколько лет лежит в одной из папок моего компьютера с обсчитанной сметой и КПП. Я и актеров знаю почти всех, кого снимать хочу, и даже съемочную группу у себя в голове уже набрал. И он может лежать там еще целую вечность, пока я не найду деньги на это кино, ибо эта история вне времени, вне политики, вне государства какого-то конкретного. Поэтому совершенно неважно, когда я это кино сниму — через год, пять, десять лет. Пока эта история лежит-вылеживается, может, ждет, что я с годами умнее стану.
Ламара Согомонян
«Собирайся, поедем на праздник»
«Замещение» — это фильм об одиноких людях с пустотой внутри. Герои этой истории — чувства, от которых мы убегаем, которых мы боимся. Они яркие, необузданные и сложные. Психологическая зависимость друг от друга… иногда это называют любовью, иногда — болезнью, иногда от этого ищут спасения. Кто как может. Характеры, которые рассказывают историю, покалечены чувством, кто-то больше, кто-то меньше, но все они ищут «вместо».
Арина Овчинникова
Николай Коваленко
Алина
Сорокина
Идеальным — не представляю, но очень хотелось бы сделать честное кино о людях. Живые герои и живая команда!
Мой идеальный полный метр — это очень личная и предельно искренняя история, идеальный тандем с оператором, и как итог — сильный визуал в моем авторском сформировавшемся стиле, каст из самых близких и родных мне актеров-профессионалов своего ремесла и, что самое главное для меня, такой кинопроцесс, который сделал из команды единый организм, большую семью, благодаря которой и случилась та самая магия.
Наверно, это было бы очень живое и беспокойное кино. Тревожный и неудобный фильм, но активный и ритмичный. Хотелось бы написать историю про преодоление человеческой усталости, невольное вовлечение в жизненную активность и борьбу с ней; снять картину с сильной эмоциональностью.
Арина Овчинникова
Николай Коваленко
Алина Сорокина
«V»
Арина Овчинникова: Идеальным — не представляю, но очень хотелось бы сделать честное кино о людях. Живые герои и живая команда!

Николай Коваленко: Мой идеальный полный метр — это очень личная и предельно искренняя история, идеальный тандем с оператором, и как итог — сильный визуал в моем авторском сформировавшемся стиле, каст из самых близких и родных мне актеров-профессионалов своего ремесла и, что самое главное для меня, такой кинопроцесс, который сделал из команды единый организм, большую семью, благодаря которой и случилась та самая магия.

Алина Сорокина: Наверно, это было бы очень живое и беспокойное кино. Тревожный и неудобный фильм, но активный и ритмичный. Хотелось бы написать историю про преодоление человеческой усталости, невольное вовлечение в жизненную активность и борьбу с ней; снять картину с сильной эмоциональностью.
Алексей Шабаров
«Вафля»
Я представляю себе фильм, погружение в который будет для всех участников съемочного процесса «переворачивающим» опытом. Выйдя из этой воды, никто не останется прежним. Речь, конечно, о позитивном опыте. Чтобы в конце съемок все летало от счастья.
Настя Коркия
«Почти весна»
Мой идеальный полный метр должен быть неидеальным. В нем должны быть шероховатость, неточность и, главное, жизнь. Хочется дать себе возможность поэкспериментировать и не загонять себя в рамки.
Георгий Сурков
«У тебя в голове»
Я не совсем понимаю эту категорию. Идеальное — это что-то, что достигло идеала, что нельзя сделать лучше. Это точка. Думаю, это настоящий тупик для творческого человека. К идеалу важно стремиться, но совсем не хочется его достичь.
Мы с продюсером Марией Бородянской как раз сейчас готовимся к съемкам моего первого полного метра. Это будет история о юном человеке, попавшем во взрослый мир, к которому он не готов. И мы всеми силами постараемся приблизиться к «идеальному».
Дарья Лебедева
«По разные стороны»
Сейчас не удержусь и начну рассказывать все свои идеи, и ваша статья превратится в мой питчинг. Шучу. На самом деле формулировка «идеальный» для меня странная. Фильм должен быть достоверным и парадоксальным одновременно, нравиться и зрителям, и автору. Наверное, тогда он идеальный. А если говорить конкретно, то я хотела бы сделать полнометражный фильм о любви. В последнее время мне все чаще попадаются фильмы, где романтическая линия — лишь подпорка для основного сюжета. Так что мне очень не хватает качественных мелодрам. Вот я и думаю: может быть, ее создам я?
Василий Зоркий
«Как в Венеции»
У меня есть несколько заявок на полный метр и один драфт сценария, они все очень разные: камерная драма в Германии, кино про войну в Италии, комедия и драма. Если говорить про какой-то идеальный проект, то я очень хотел бы снять кино, в котором будут и русские артисты, и зарубежные. Мне нравится идея копродукции и мира без границ.
Главный редактор, руководитель промо-службы фестиваля «Кинотавр» Дарья Кровякова / выпускающий редактор Михаил Володин / редакторы: Андрей Захарьев, Александр Пасюгин / фотографы: Геннадий Авраменко, Максим Кашин, Максим Ли / дизайнер-верстальщик Алена Алешина / корректор Наталья Илюшина / Адрес редакции: ГК «Жемчужина», этаж С.

МНЕНИЕ РЕДАКЦИИ МОЖЕТ НЕ СОВПАДАТЬ С МНЕНИЕМ СПИКЕРОВ.
Made on
Tilda